Их тонкие ветки шевелились, как щупальца. Могучие стволы осокорей, уже слегка обросшие мелкими корнями, гудели от напора воды, а сам пароход, покачиваясь и вздрагивая, тихо скрипел, словно стонал.
А на берегу стоял не комендант, а Иришка — бледная, с широко раскрытыми от страха глазами и махала Саше рукой, почти умоляла, чтобы он прыгал в воду, спасался. И Сашу охватил такой панический страх, что он даже проснулся.  — «Что же там было?» — спрашивает капитан. «Фугасные бомбы», — пояснил комендант. Вот тогда-то у всех нас и пошли, как говорится, мурашки по телу. Да какие там мурашки, трясло всех черной лихорадкой.

      Вот мама пишет, что вышлет посылку с лекарствами. А лучшее мое лекарство, когда вы все живы и здоровы. ОбАлеше беспокоюсь. Как он там? Что-то давно нет письма из госпиталя.
Но это была еще только подготовка к подъему, на которую ушло несколько часов. После этого обедали. Тут все познакомились с коком, Тоней Задворной, молодой круглолицей женщиной в квадратных очках.

      Но все же ему очень не хотелось, чтобы тот считал его хоть в чем-то ниже себя, и поэтому, подумав немного, вдруг спросил:
 А ты встречался когда-нибудь с девчонкой?
 Какой девчонкой?
 Ну, с настоящей.
оккупации Иришка только и жила надеждой, что вернется отец, и снова наступит прежняя довоенная жизнь, которую только и можно считать настоящей жизнью. Но вотуже прошло несколько месяцев после освобождения, немцев погнали дальше на запад с нашей земли, радовались люди
 Женщины — это лучше, — тепло сказал подошедший Чубарь. — У них руки спокойные, ласковые… Вот такая же одна меня целые сутки обрабатывала. Двадцать дырок на мнезаштопала, Марией Демьяновной звали, запомнил на всю жизнь.

      К неурожаю это…
 Ну, бабка, муку мелешь, — весело говорил солдат, — большей беде, чем пережили, не бывать.  — качает головой Василь.
 А ты поживи с мое, будешь тоже хитрым, — смеется Иришка.
 С «мое»! — передразнивает Василь. — Гляди, старуха какая!