Надо что-то придумать.
И он куда-то убежал.
 Перекур! — объявил боцман.
Боцман, Саша и Василь уселись на теплой, нагретой солнцем палубе. Боцман Валерий, даже отдыхая, не мог оставаться без дела, уж такая, видно, была натура у этого человека. лишь тоненькой оболочкой покрывает толченую картошку с луком, но зато они были здесь самыми дешевыми, да и на вид аппетитны: верхняя корочка пирогов с янтарным глянцем, словно их намазали медом и теперь зачем-то сушили на солнце.
У него хватило денег только на два а в том, что в экипаже существовал уже кок и был настоящий обед всего вместе собравшегося экипажа, как это бывает на судне в кают-компании.
И когда Тоня стала разливать в тарелки дымящийся, пахнущий старым салом кулеш, Любин, потирая руки, сказал:
 Кок, товарищи, на

      Уголь, уголь из бункера поближе к топке подгребайте, — уже ворчит он, — чтобы уголь у вас всегда был наготове, а носить оттуда — вмиг умаетесь, когда будете на вахте по одному.
Чубарь снова смотрит своим единственным глазом на манометр, и в это время через Тот слыхал о механике Стрельченко, но знаком с ним не был. Механик Чубарь немного знал отца Иришки, однако о его судьбе во время войны ничего сказать не мог. Другие же, у кого спрашивал Саша, вообще о Стрельченко слышали впервые.

      Жалко мне тебя оставлять одну.
Округлое, в мелких сеточках морщин лицо бабушки еще больше сморщилось.
 И так намаялся со мной, — тихо сказала она. — Ты хороший внук, Саша. Сыновья не все так за своими матерями ухаживают. Война разбросала людей, того и гляди объявится.
У длинного стола сидело человек двадцать — слушали стоявшего за фанерной трибуной мужчину.
 Первейшая наша задача, — говорил он, — возродить флот.

     
 Скоро Чернобыль, а за ним уже пойдет белорусское Полесье, — продолжал Чубарь.�
 Ну и что, результат главное!