Ладони у Саши горят, а пальцы словно деревянные, и в кулак их не сожмешь как следует — больно. видно, те, кто сидел у огня, прислушиваясь к песне, поднялись и теперь слушали стоя. Кто они, эти люди, пастухи, которые вывели на первую траву лошадей, или солдаты, а может быть, те, кого война далеко забросила в чужие края и теперь они возвращаются домой, а эта весенняя
Подошел механик Чубарь.
Фуфайка на нем и руки были черны от масла, брюки в пятнах ржавчины.

     
 А хочешь, я и тебя научу танцевать?
 Научи.
 Вот только где? — задумалась Иришка.
Саша пожал плечами.
Иришка приумолкла и задумалась так, словно это был очень серьезный вопрос.
 Придумала! — наконец радостно сказала она.�
 Принимай салаг и знакомься!�

     
Саша, чувствуя, что еще больше краснеет, отвел взгляд и пошел было дальше, но тот же голос, теперь уже несколько осмелевший, почти просящий, остановил его:
 Постой!
Сдерживая слезы, шла к Днепру. Набережная была пустынна. Лишь иногда проезжали машины с солдатами, груженные лесом, большими контейнерами.
Решила пойти в грузовой порт, что у судоремонтного завода. Капитан «Полины Осипенко» и его помощник теперь и вовсе не покидали мостик, зорко всматривались в бегущую навстречу воду.

     
 Уголь, — спокойно говорит Чубарь. И Саше кажется, что голос его слишком спокойный, слишком обыденный, что надо бы как-то торжественнее.
Василь и Саша совковыми лопатами загребли уголь, слегка раструшивая, подбросили в топку. Сделает шаг и остановится, прислушается, потом снова шаг, и вновь тишина. Несколько раз девушка даже пугливо оглядывалась.