И внуку казалось, что бакенщик вот-вот не выдержит, набросится на фашистов, чтобы отнять карту, изорвать ее, уничтожить во что бы то ни стало, хотя за это и придется поплатиться жизнью. Где-то там, казалось, совсем недалеко шли тяжелые бои. Уже явственно доносились гул канонады и грохот разрывов.
Матросы отталкивались шестами. Многие, скошенные пулями, так вместе с шестами и падали в воду.

      Молчали, затаив дыхание, напряженно следили за тем, что происходило на пароходе.
А там уже поднимали якорь. Медленно, осторожно.
Но вот где-то далеко-далеко прокатились глухие, еле слышные даже в такой тишине раскаты канонады.

      Все это поглощали мутные волны кипящего от ливня Днепра.
Тучу унесло куда-то к устью Десны. Ворча громами, вслед за ней потянулись мелкие, клубящиеся темной синевой облачка. Боцман Валерий, даже отдыхая, не мог оставаться без дела, уж такая, видно, была натура у этого человека. Вынув из кармана перочинный нож и палочку, он принялся что-то выстругивать. Но мы люди не злые. Давай, старик, откупайся. Рыбкой угощай, обедать пора.
Валерий видел, что, когда немец извлек из сундука карту, лицо деда то бледнело, то покрывалось красными пятнами, кулаки сжимались.

     
 Разве шесть?
 Шесть, бабушка. Еще и наше не получил. Уфа далеко.
 Давай ему еще напишем, — попросила бабушка.
 Давай, и маме… Напишем, что я иду на флот и учиться буду.
 Но ты же еще не поступил учиться…
 Поступлю.

Рядом послышались шаги. Девочка обернулась. Перед ней стоял мужчина в ушанке с крабом речника, в длинном черном пальто. Лицо у мужчины красное, со следами сильных ожогов.
 Тебе что, девочка, ищешь кого-нибудь? — тихо спросил он.